Полная версия книги - "Карл Ренц - ПРОСВЕТЛЕНИЕ И ДРУГИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ"

Нет уж, спасибо! Хватит с меня Карла Ренца! Я понял это через двадцать минут, послушав его речи. Вместе с Кристианом Сальвезеном мы посещали тогда сатсанги различных учителей для нашей совместной книги «Пробужденные приходят». В самом завершении нам порекомендовали Карла Ренца. Мол, нам надо бы включить его в книгу. У него был опыт просветления. У него было прозрение во что-то, во что не было про­зрения у нас. И в различных городах у него преданная публика.

При первой встрече мне показалось, что этот чело­век лично для меня ни на что не годился. Он слишком много говорил и не был склонен к медитативным ту­зам. Он не смотрел долгим проникающим взглядом и не создавал никакой духовной атмосферы. Он сизел, как инструктор семинара, без цветов, без свечей, без фотографии какого-либо гуру, вообще без хотя бы ка­кого-нибудь символа духовности. Я-то знавал других учителей сатсангов! Учителей с магнетической аурой. Таких, которые вначале долго сидели безмолвно, за­крыв глаза, пока недвижимость не заполняла собой все помещение. Учителей, которые смотрели глубоко в душу вопрошающих. «Святых», каждое слово которых было на вес золота. Их окружали музыка, цветы, бла­говония и образы великих учителей.

Ничего подобного в случае Карла Ренца. Никакого благоговения. Никакой особой атмосферы. Ничего медитативного. Хуже: он был даже анти-медитативен! Я медитировал двадцать лет, каждое утро, каждый ве­чер. Этот же парень, не долго думая, объявил мою практику совершенно бесполезной! Стерли и забыли! И дальше в том же духе. Всякий путь — заблуждение, всякое усилие — бесполезно, всякий поиск — безна­дежный случай. Так он говорил. Многие из слушате­лей, очевидно, своего рода абонементная публика, яв­но веселились. Я обрадовался, когда беседа закончи­лась. Но затем я почувствовал кайф. Кайф прямо на улице. По пути домой. Все еще продолжал чувствовать в квартире. И на следующий День. Словно бы во время беседы я получил незаконную таблетку счастья. Инъ­екцию беззаботности. Или же сильнодействующее средство для расслабления. Это было странно. Должно быть, что-то произошло по ту сторону речи.

Чтобы убедиться в этом, я снова отправился туда. А потом еще раз. И с тех пор я по возможности не про­пускаю ни одной беседы, когда этот человек приезжа­ет в город. Мне и сейчас кажется, что говорит он не­сколько многовато. Два часа в один заход, прерыва­емый только вопросами слушателей. И в конце второго часа он кажется пугающе свежим и охотно готов про­должать. Слушатели же уже измотаны. Они измотаны, потому что все, что они думали и во что верили, оказа­лось развеянным по ветру. Все аргументы — несостоя­тельными.

Карл Ренц не признает никакую духовную тради­цию, никакого золотого изречения мировой мудрости. Ни одно приобретенное глубоким переживанием зна­ние не может устоять. Ничто. В конце беседы не оста­ется ничего. Все, что когда-либо думал и во что верил искатель, больше ничего не значит. Вообще ничего.

Это может действовать удручающе. Но чаще всего приводит к облегчению.

Случается, что некоторые люди впадают в своего рода шоковое оцепенение и в конце быстро уходят, чтобы никогда больше не вернуться, Бывает и так, что во время беседы кто-нибудь с мрачным молчанием или громкими протестами покидает аудиторию. Но большинство развлекается и смеется — чем дольше длится беседа, тем больше. Порой случаются смеховые истерики, как в детском саду. Поначалу мне это здоро­во действовало на нервы. Когда я осмеливаюсь задать какой-нибудь искренний вопрос, а другие прыскают смехом, меня это раздражает. Даже сейчас некоторые из этих дурацких выходок действуют мне на нервы, особенно когда у меня возникает ощущение, что я не понял шутки.

Но это проходит. Потому что подлинная шутка бе­сед Карла Ренца: тот, кто чувствует себя уязвленным, исчезает. Того, кто раздраженно реагирует, больше нет. Конечно, слушатель остается сидеть на том же самом месте до конца. Но теперь он за пределами беспокой­ства. Все то, что, как он думал, ему нужно было защи­щать, улетучилось. То, что якобы составляет человека, так называемая личность во время беседы упорхнула прочь. То есть вся сеть верований, опыта, представле­ний о себе. Она казалась сложной, а теперь просто рас­падается. Представления о том, каким должен быть мир, каким должен быть я сам и другие, исчезают. Что должно бы произойти, чтобы я был счастлив, да и во­обще, что что-то должно произойти, становится не­значимым. В итоге остается то, что, как правило, на­зывают «Присутствием», безоблачной ясностью, кото­рой ничего не требуется.

Звучит неплохо! И как только это удается этому парню? Он утверждает, что вообще ничего не делает.

И в определенном смысле это правда. Учитель, кото­рый реализовал свою «истинную природу» и понял, что является экраном, а не показываемым фильмом, что он — небо, а не бегущие по нему облака, который таким образом знает, что он есть недвижимость, — ни­чего не делает. У него нет никаких намерений, он про­сто присутствует. Однако его присутствие явно оказы­вает воздействие. Оно всасывает в себя беспокойство других. Здесь уместно вспомнить слова Поля Брентона о Рамане Махарши: «Он — пустота, в которую могут проваливаться мысли других». Готово. Больше ничего не требуется.

Хотя Карл Ренц ничего не делает, что-то происхо­дит в его присутствии. Поэтому его приглашают в та­кое количество стран. И поэтому люди набиваются битком, когда в начале января он приезжает в Тиру-ваннамалай, Мекку адвайты. Тогда туда стекаются американцы и израильтяне, австралийцы и англичане, немцы, само собой, а также пара индусов.

Карл особенно играет со словами и их самыми глубинными значениями. Он переворачивает их, расщепляет, играет и жонглирует ими, обнаруживает второй и третий смысл и таким образом, нередко к своему собственному удивлению, приходит к озарениям.

То, что в нем еще кроется Сократ, придает искусст­ву жонглера магическую подоплеку. Как и древнегре­ческий учитель, он приводит спрашивающих и усерд­но аргументирующих слушателей к апории. Это такое приветливое философское слово для обозначения без­выходности. В разговоре Сократ показывал любому, кто считал, что что-то знает, что поистине он не знает ничего. В случае Карла Ренца происходит то же самое. Каждый, кто приходит к нему на беседы, поначалу все еще думает, что знает что-то, по меньшей мере, наде­ется что-то понять и несколько продвинуться по пути просветления. От этого ничего не остается. О шутки и непреклонность разбивается всякое знание и веро­вания.

В конце задающие вопросы и остальная аудитория лишаются своих концепций, но при этом нет ни побе­дителя, ни побежденных Поскольку все есть Одно, они сдаются, ощущая невероятное облегчение. Оно заключается в дающем освобождение осознании, что это сам ум создает себе проблемы, а потом бьется над их разрешением, И что Истина, Сущность, Я каждого находится «прежде» ума. Поэтому ум может продол­жать бегать в беличьем колесе — Я остается незатро­нутым.

О том, что это Я не отделено, слушатель и учитель — одно в этом, Карл говорит при случае так: «Я говорю только сам с собой». По-английски он двусмысленно называет свои выступления «Self Talks» (Я говорит). Конечно, Я еще и слушает. Потому что все проводи­мые различия — продукт мысли.

В этом суть индийской философии адвайты («не­дуальный», «не-два»), с которой Карл Ренц ощущает связь: отделенность — всего лишь иллюзия, поддержи­ваемая умом. Как только мысли затихают, исчезает и отделенность вместе с желаниями и страхами. «Ад — это другие», сказал Жан Поль Сартр. Карл Ренц сказал иначе: «Пока ты веришь, что другие существуют, ты живешь в аду».

Возможно, «ад» — это преувеличение. «Стресс» бу­дет достаточно. Но если есть что-то, что уничтожает ад, кладет конец стрессу, то это подобные диалоги. По­добные разговоры с учителем, который знает, что ада нет, что нет отделенности. Конечно, живое присутст­вие такого учителя может оказать нам великую по­мощь. Но и присутствие в печатном виде имеет свои преимущества. Во-первых, оно не содержит «холостых ходов», которые случаются в любой беседе. Мы их убрали. Во-вторых, нет нужды испытывать диском­форт на жестких стульях или в неудобной позе на полу.В-третьих, можно в любой момент прервать речи это­го словоохотливого комедианта и снова вернуться к ним в более подходящее время.

И не нужно всякий раз платить за вход!

Дитмар Биттрих

Лето 2003 г.

Еще в детстве у меня были противоречивые пережива­ния. Я мог быть совершенно свободен и находиться в совершенной гармонии с миром в один момент, а в следующий — в глубокой депрессии, желая раство­риться и умереть, то на седьмом небе от счастья, то в смертной тоске.