Полная версия книги - "Петр Алешкин - Откровение Егора Анохина"
Утром милиционер Олег Поляков, носатый двадцатилетний парень с узким сухощавым лицом, заглянул в глазок в камеру, увидел покойно лежащего на нарах старика, подумал: «Спит, как у себя дома!», постучал ключом в железную дверь и крикнул жизнерадостно:
— Подьем!
Олег чувствовал себя бодро, выспался хорошо. Ночь спокойно прошла, всех вчерашних хулиганов, которые напились на праздник и попали к ним, днем выперли из камер. Один старик-убийца остался, но он всю ночь на нарах провалялся, лежал, похрапывал. Поляков дважды подходил, смотрел в глазок: безмятежный старик. Сейчас он почему-то не откликнулся на стук, на голос, не шевельнулся. Милиционер тревожнее и резче постучал в дверь, вглядываясь в старика. Тот по-прежнему не шевелился. Олег Поляков торопливо и беспокойно вернулся в комнату охраны, сказал своему напарнику Юрке Ледовских испуганным голосом:
— Старик не просыпается… видно, того…
— Ты же ночью ходил, проверял, — безмятежно, хладнокровно сказал Ледовских, поднимаясь с нар, потягиваясь, выставляя свой большой кадык.
— Ходил, спал он, — словно оправдываясь, встревоженно сказал Поляков.
— Чего ты волнуешься, — зевнул, на мгновенье показал желтые прокуренные зубы Ледовских. Он работал в охране больше десяти лет, всего повидал. — Ты ж его не убивал, надеюсь? — хохотнул он.
— Человек же… А если он вправду умер?
— Все умрем… Идем глянем.
Они открыли дверь камеры, подошли к Егору Игнатьевичу, посмотрели на его осунувшееся открытое лицо, на приоткрытые глаза, на улыбающиеся губы.
— Легко, видать, умер. Ишь, улыбается, — шепнул дрожащим голосом Поляков.
— Всю жизнь, должно, на печке просидел, дожил до глубокой старости. Дай Бог нам столько прожить и так умереть, — невозмутимо сказал Ледовских и пальцами прикрыл холодные веки Анохина.
— Не, я в камере умирать не хочу, — возразил тихо Поляков. — Лучше в своей постели.
— Ладно, пошли докладывать, — взялся Ледовских за пальто Егора Игнатьевича Анохина, закрыл им его бледное осунувшееся неподвижное лицо, говоря: — И умер он в доброй старости, насыщенный жизнью, богатством и славою…